В этот раз я утешал себя тем, что я сижу, по большому счету, в засаде. Хотя, если разобраться, в действительности это было каким-то смещением понятий. В засаде находился не я, засада устраивалась на меня. Но и моя роль – роль приманки, это, по большому счету, тоже засада. Контрзасада, если говорить военным языком. Вот так я и утешал себя. Сидеть в засаде я умел даже по несколько суток. Доводилось себя испытать. Не снимался с места, сам не двигался и другим двигаться не разрешал, и это приносило результат. Однажды мы в Дагестане трое суток караулили банду Шерхана Амигова. Как потом оказалось, он трое суток наблюдал за кустами, где мы сидели. Это было единственное опасное место, где существовала возможность устроить на его пути засаду. Сам эмир знал это прекрасно. И мы его, что называется, пересидели. Мы подготовились заранее, мы вырыли среди кустов окопы. И Шерхан, прежде чем двинуться в путь, полчаса поливал эти кусты из пулеметов. Когда начался этот сумасшедший обстрел, я понял, что Шерхан «попал». Мы высидели в окопах, спрятавшись от пуль. А он после обстрела пошел, считая, что никого здесь нет. Прямо на нас пошел. И весь его джамаат был полностью уничтожен вместе с эмиром. Наученные опытом, мы не брали пленных, потому что пленные через месяц снова попадали к нам в плен. Существовала какая-то отработанная система перехода из состояния заключенного в состояние бандита, и система эта работала. И потому устный приказ гласил – пленных не брать. Насколько я могу судить по сообщениям в печати, система эта работает повсеместно и по сей день. Всегда сообщается, что бандиты сдаться не пожелали, открыли огонь по правоохранительным органам и ответным огнем были уничтожены.
Моя нынешняя засада существенно отличалась от той, хотя время ожидания в одиночестве тянется гораздо дольше, чем время ожидания в подразделении. Там хоть поговорить с кем-то было возможно. Здесь же оставалось только громко зевать – даже челюсть устала. Несколько раз я покидал машину. Однажды даже на землю лег, чтобы понюхать распустившиеся ландыши. Эти цветы, как я знал, занесены в Красную книгу, и потому сорвать я не пожелал ни одного цветка. Я привык беречь то, что можно было сберечь. Профессия у меня была такая – беречь людей от всякой нечисти. И даже выйдя на пенсию по инвалидности, я, как оказалось, вынужден заниматься тем же. Видимо, участь… Или, как говорят эзотерики, эгрегор у меня такой…
Скучая в машине, я очень обрадовался звонку полковника Быковского.
– Тим Сергеевич, могу тебя обрадовать…
– С радостью обрадуюсь, товарищ полковник.
– На охоту за тобой самолично выехал Расинский. Или хочется ему самому покомандовать, или считает тебя настолько серьезной птицей, что никому такую охоту не может доверить. Нам проще. А мы думали, как его «брать»… Я уже сообщил Репьеву, чтобы дал отбой своей группе, которая по нему была задействована. Кстати, как мы и предполагали, в группе Расинского женщина-снайпер. Вооружена СВД. Готов выдержать «удар кувалдой» в грудь?
– Готов, товарищ полковник. Даже удар коленом из нержавеющей стали – тоже готов.
– Молодец. Грудная клетка у тебя крепкая. Не забудь дыхание задержать. Сюда, к нам, выехало сорок два человека плюс сам Расинский. Итого – сорок три. Остальные четырнадцать пока на месте. Думаю, они будут работать по полковнику Чубако с сыном. Кстати, возглавляет эту группу капитан Взбучкин. Я все думал, на чем его зацепить, потому что трудно было бы доказать, что он привел бандитов к Радимовой. А он сам вариант предложил, теперь не открутится. Но против этой группы РОСО будет действовать. Думаю, справятся. В доме Римской они справились без единого выстрела. Римскую остановили на дороге, предупредили и поехали вместе с ней. У нее гараж под домом, ворота автоматические. Она ворота открыла, не выходя из машины, бойцы РОСО сразу проникли внутрь и в дом. Повязали двух парней. Обыкновенные уголовники, которые громко зубами скрипят, а сопротивления оказать не могут. Репьев оттуда уже выехал, оставив на всякий случай пару своих парней. С какой стороны идет на мэра покушение, он ей не объяснял. Это позже. Наверное, мне придется рассказать про ее любимого сыночка и про бывшего мужа. Но ты пока готовься к нашим действиям. «Броню» навесил?
– Пока еще нет. Опробовали «навеску», когда разворот машины отрабатывали. Видимость удовлетворительная. Щели мне вполне хватает.
– Хорошо. Два отделения взвода Солнцева уже на позиции, замаскировались нормально, я сам проверял. Прошел почти по головам и не заметил. Только сам Солнцев показал. И это при дневном свете. В темноте их не найти тем более. Одно отделение, как ты советовал, устроилось у меня в доме и в огороде. Они, конечно, не меня охраняют, а будут блокировать часть бандитов, если те в деревню двинут. Ну, ладно, мне новые сообщения идут. Имей в виду, данные с твоего планшетника будут уходить сразу в Москву. Там контролируют проведение такой непривычной «гражданской» операции. И представители Следственного комитета с нашими офицерами сидят, и представители Генпрокуратуры там же. Ты под полным контролем. Они, кстати, дали приказ использовать видеокамеры на шлемах. Не забудь…
– Не люблю я, товарищ полковник, в кино сниматься. Я по натуре не артист.
– Придется. Только ты в данном случае в роли оператора выступаешь. Кинооператора.
Видеокамера ставится прямо на шлем экипировки «Ратник». По идее, она должна показывать командованию, что видит разведчик во время разведки или боец во время боя. Так я имею возможность простым двойным нажатием на сенсорный экран по точке, обозначающей солдата взвода, включить на своем планшетнике инфракрасное изображение с камеры конкретного солдата. Точно такая же камера стоит под радиаторной решеткой моей машины и заранее покажет мне место засады, чтобы я имел несколько секунд в запасе и мог подготовиться к принятию на себя «удара кувалдой» и все же выполнить последующий маневр с разворотом машины.