«– Здравствуй, Гоша. Присаживайся. Как здоровье? – Голос слегка хрипловатый, самоуверенный, но вежливый, почти уважительный.
– Здравствуйте, Валерий Палыч. Хорошего ничего. Надо «пластику» делать. Изуродовал этот козел мне всю «фотокарточку». Куда я теперь с таким носом? От меня люди на улице шарахаться будут.
– Ты же в маске, кажется, был…
– В маске.
– Вот и ходи пока в маске. Дело есть. Чтобы в маске поработать. Сможешь сегодня пойти? Самочувствие позволит?
– Да здоровья-то мне хватит, если носом землю копать не потребуется. А что делать надо, Валерий Палыч?
– Дел много. Любое тебе – по твоему выбору. Ситуация серьезная. Нас всех пытаются «накрыть». Тот тип, что тебе нос разукрасил, и его компания. Эта баба из ментовки и полковник из военной разведки. Могут у них и еще помощники появиться. Но с ними мы уже сегодня вопрос решим. Там без тебя обойдутся. Но ты же знаешь поговорку – беда не приходит одна. Когда положение тяжелое, всегда крысы находятся, которые желают свое отщипнуть. Думают, их в это время не так заметно будет. Вот так и у нас.
– Кто?
– Начали активно на нас давить Чубако – и отец, и сын, дружок твой. Какие-то у них материалы появились на меня. Не знаю откуда. Но предъявления серьезные. Я с этими делами, если их опубликуют, могу половину капиталов потерять. В местной прессе публиковать никто не решится. Но есть еще Москва, есть и Интернет. Да и несколько новых уголовных дел мне тоже популярности не прибавит. Разве что среди своих…
– А Чубако что надо?
– Больших денег хотят. Они думают, я не знаю, кто это дело организовал. Сами не «светятся». Я с Антоном разговаривал, он, как всегда, задницу лизать готов. А исподтишка вместе с папашкой давит. Через Интернет. А я такого допустить не могу. Мне не денег жалко. Я никогда жадным не был, ты знаешь. Дело выплывет, меня на смех поднимут, если я им ответа не дам. А я больше всего на свете боюсь выглядеть смешным. Но самое неприятное для тебя и для меня в том, что большую часть материалов на меня они добыли у твоей матери. Она слишком много знает.
– Это точно, Валерий Палыч? Я знаю, что она на вас злая, но она никогда лишнего посторонним не скажет.
– Значит, сказала. Мне предъявляют претензии по делам, о которых кроме нее уже никто не знает. Былые времена, когда мы вместе с ней кое-что проворачивали. Бурные девяностые. Момент накопления первоначального капитала. Тогда думалось, что так всегда будет продолжаться. Будет копиться и копиться постоянно, и никто никогда нас остановить не посмеет. Сейчас она – единственный свидетель. И единственный человек, который может показать на меня. И уже показала – отцу и сыну Чубако.
– Понял. Что мне нужно сделать?
– Решить вопрос самому. Самым кардинальным образом. Без всяких бомжей. Кстати, твоего знакомого бомжа вчера удавили в камере СИЗО.
– Кто удавил?
– Есть добрые люди. Им передали мою просьбу. Они не посмели отказать.
– Значит…
– Значит, этой ментовке больше не за что зацепиться. Но с ней все равно разбираться придется. Должна чувствовать, что ей можно делать, чего делать нельзя. Я подумаю, кто встанет на место Чубако-старшего. Кого поставлю, тот ее просто уволит. Но это вопрос второстепенный. Ты с матерью разберись. Когда в твоих руках будет твоя доля завода, я сразу подгоню тебе покупателя. Сможешь сделать? Или мне кого-то со стороны звать?
– Если честно, Валерий Палыч, лучше бы я за другое взялся. А к матери… Все-таки родной человек… Есть кого послать? Я ключи от дома дам…
– Есть. Двоих отправлю. Это не бомжи. Ребята проверенные. Давай ключи…
В микрофоне что-то громко звякнуло. Ключи, видимо, перешли из рук в руки.
– Хорошо. А что тогда мне останется? Пригожусь?
– Тебе тогда останется Антон Чубако. Начинать надо с него. С отцом тоже справятся. Чуть попозже. Но тоже сегодня. Сегодня – решающий день. Или мы на коне останемся, или их кони нас растопчут. Сделаешь?
– Он в три часа должен сюда ко мне приехать. Звонил утром. Что-то важное передать хочет. Бумаги, говорит, может интересные показать, которые меня напрямую касаются.
– Что за бумаги?
– По телефону не сказал.
– Ладно. Держи вот это… Только аккуратнее. Как подъедет, садись к нему на заднее сиденье. Ему трудно будет все время на тебя смотреть, пузо мешать будет. Бумаги возьми и расплатись пулей. Стреляй строго в голову. Антон всегда носит под рубашкой легкий бронежилет. Тот пистолетную пулю держит. Сможешь?
– Без вопросов.
– Будь готов к тому, что тебя будут допросами донимать. Обещаю, что не слишком сильно, но для порядка раза три допросят. Тело найдут рядом с больницей. Ты на своем стой: да, приезжал. Ты садился в машину. Там на заднем сиденье кто-то уже сидел. Антон отдал тебе кое-какие документы, чтобы ты посмотрел, и все. На этом расстались. Они собрались уехать. А ты ушел. На всякий случай после выстрела на переднее сиденье пересядь и там похватайся за все, за что можно. Чтобы там отпечатки оставить.
– Может, я просто попрошу Антона меня куда-нибудь подбросить?
– Тоже вариант. Так еще лучше будет. Хотя бы в магазин. Наушники хочешь себе купить… Радио слушать…
– Придумаю, что сказать. А со старшим Чубако как?
– Старшим другой человек займется. Я все думал, как его стравить с тем спецназовцем, что тебе нос оторвал. Но пока ничего умного в голову не накатывает. Спецназовца сегодня «подчистят». Чуть раньше и Чубако-старшего. Недолго ему осталось. Тебя точно не отец допрашивать будет. Так, ты говоришь, не знаешь, что Антон тебе привезти должен? Посмотри, можно ли это ментам показывать. Если можно, покажи. Вот, дескать, привез, отдал и уехал.